Еще до того, как начались первые метели, Магрит успела проклясть себя за упрямство. В последнем встретившемся ей поселении все, кто умудрялся прослышать о ее затее, считали своим долгом переубедить женщину и, не добившись успеха, смотрели на нее, как на помешанную. Идея и правда была не из самых благоразумных. Куда как предусмотрительнее было бы переждать холодную пору и только потом отправляться в дорогу. Но ждать чуть ли не полгода Магрит не могла. Все естество травницы рвалось в путь, толкало ее вперед, заглушая голос разума. К тому же женщина боялась, что стоит ей где-то осесть, решительность ее может и поубавится; может, через полгода она уже не захочет продолжать свои скитания, как это уже случилось однажды. Потому, несмотря на все предупреждения местных мудрецов, в одну из ночей женщина оставила у приютивших ее весь лишний груз и тихо ушла еще до рассвета.

И что же из этого получилось? Магрит прорывалась сквозь снег уже вторую дюжину дней, а горы, что ей еще только предстояло пересечь, не становились ближе. Ощущение, что за последние месяцы она привыкла к холодам тоже оказалось обманчивым. О, если бы все ограничивалось морозом! Что действительно убивало ее, так это ветер. Он загонял холод в самые кости, без осложнений минуя одежду и, единожды там поселившись, дрожь не желала уходить. Было только два способа согреться: идти еще быстрее либо сменить форму на кого-нибудь более подготовленного к тутошней погоде. Но и теперь Магрит оказалась в дураках: в теле снежной лисицы было до восторга тепло, но тащить на себе сумку лисица напрочь отказывалась - лямка душила ее, тяжесть постоянно отвлекала и мешалась под лапами. Сама того не замечая, Магрит-лиса дважды бросала свою ношу и за ней приходилось возвращаться. Травница может и бросила бы сумку  вовсе, если бы не книга. Книга была всего ценнее. Потому, прямо как в старой легенде о Таллисине, с рассвета до заката Магрит была человеком и только потом, найдя себе укрытие и спрятав вещи, становилась зверем. В лунном свете все окружающее казалось ей бесконечно-серебрянным океаном; охваченная восторгом свободы Магрит-лиса забывала об усталости и резвилась в снегу, охотилась на всякую мелочь, легко и бесшумно ступая по сверкающему насту, а потом сворачивалась в своей берлоге, прятала нос в пушистый хвост и погружалась в смешанные звериные и человечьи сны. Когда солнце будило ее, становится человеком не хотелось совершенно. Магрит-лиса вспоминала истории о друидах, так и оставшихся навсегда в теле зверя и все же, не смотря на весь соблазн, заставляла себя вновь становиться двуногой и снова идти и мерзнуть, мерзнуть и идти.

Заката травница ждала с нетерпением, благо, северный день короток. По крайней мере так было до того, как пришли эти сны. Поначалу Магрит принимала их за благословение - такой яркой, искрящейся, всепоглощающей была охватывавшая ее радость. Быть собакой было даже лучше, чем лисой: ей оставались одни только инстинкты и преданность, безграничная и прекрасная привязанность к хозяину. Магрит просыпалась с теплом на душе и ей казалось, что никогда в жизни она не была так счастлива, не испытывала такой искренней любви... Но вскоре сны изменились. Женщина обьясняла их тревожность предчувствием перемены погоды и не совсем ошиблась: ледяной ветер и правда выбрал себе в спутники снег. Небо налилось серой тяжестью и уже второй день метель бросала ей в лицо ледяные кристаллы. Магрит не хотелось выходить из убежища, Магрит-лисе не хотелось охотится и ни одной из них не хотелось спать. Беспокойство все нарастало: травница чувствовала его отголоски даже днем, и не было минуты, чтобы она не раскаивалась в своем решении не ждать тепла: до этого путь ее был тяжелым, теперь же он стал почти невыносимым. Даже птицы не желали летать в этой пурге и Магрит уже не могла взглянуть на мир их глазами.

В этот вечер, забившись в нору, Магрит-лиса долго не могла уснуть. Тревога не отпускала ее, а сердце ныло, как у столетней старухи. Когда же сон наконец нашел ее, ничего не изменилось: она все так же лежала под снегом, вот только что-то с этой норой было не так. Она давила со всех сторон, и в маленькой зверином мозгу помещался только всепоглощающий ужас. "Это не сон" - осознала Магрит так резко, будто провалилась под лед. И еще: "Я погребена". Теперь она чувствовала соседствующий с ней разум: он бесился и метался в агонии, но вместе с осознанием транса Магрит получила и власть над этим телом. Она приказала чужим лапам копать в ту сторону, где снежная стена казалась более рыхлой, но чем больше она вгрызалась в снег, тем тяжелее становилось дышать. Травница испугалась, что умрет здесь, заключенная в чужое тело и чужую могилу, но заставила себя не думать о Возвращении. И не думать о Хозяине что, возможно, был вот так же погребен. Это отвлекало. Она копала и копала в том направлении что -возможно ошибочно- называла верхом; снег все не кончался и перед глазами Магрит (собаки? лисицы?) загорались и тухли яркие пятна. "Мы умираем" - подумали женщина, лисица и собака, а потом их носа коснулся ледяной ночной воздух и кусачая метель.

Возвращение было больше похоже на падение, пробуждение - на продолжение кошмара. Почти ничего не понимая, Магрит вырвалась из теплых объятий норы, сумев приглушить панику только на несколько мгновений превращения. Вот ее руки, вот ее тело, вот ее лицо, мокрое то ли от снега, то ли от слез. Она жива, она жадно глотает обжигающий холодом воздух. И если она сейчас же не встанет и не оденется, то, скорее всего, все таки умрет. И тогда умрут и собака и человек. "Милостивая Танниль, дай мне сил не сойти с ума" - взмолилась травница, торопливо натягивая на себя ледяную одежду. Времени на раздумья не было. Не было времени ждать, пока метель утихнет. Пока не взойдет солнце, ей оставалось только идти к горным вершинам. Она смутно помнила из снов присыпанные снегом пики, темно-серые залысины обнаженных ветром скал, но в серой пелене бурана могла надеяться только на интуицию. Она знала, что Хальвардов Молот и Перья Ишу, и Черный Змей и Золотая Лютня мерцали на небе, но до них было не добраться... Магрит шла, не обращая внимания на бьющую ее дрожь. Она была одна. Дважды Магрит пыталась через транс найти собаку, но либо еще не утихший страх не позволял ей достаточно сосредоточиться, либо цель ее была слишком далека. Либо она все же умерла, но об этом Магрит старалась не думать. На еще одно превращение женщине не хватало духа и Магрит звала тех, кто может ее услышать. Когда солнце поднялось и мир стал из иссиня-серого светло-серым, посреди завываний ветра травница расслышала крик снежной совы. Схоронившись за сугробом, женщина нацепила чуть теплое кольцо, свернулась клубком и приготовилась смотреть.

На этот раз холод отступал медленно, словно не желал отпускать от себя Магрит. Закрыв глаза, женщина представляла, как поднимается вверх, сквозь пелену колючего снега, все выше и выше - к облакам. А после осознала, что движется не вверх, а горизонтально, и облака раскинулись белым морем под ее крыльями. Холод и страх остались далеко внизу. Поднявшись еще немного и нащупав перьями нужный воздушный поток, Магрит-сова поплыла через этот  молочно-белый океан к единственному острову - серо-стальной вершине горы.
(Тело женщины тем временем стало тяжелым и холодным. Сердце ее билось все медленее, дыхание стало легче перышка, и только глаза двигались резко и быстро под голубоватыми веками)
Сова будто бы знала, что хочет увидеть это жестокое чужое сознание, и Магрит сделала шаг назад, стала лишь наблюдателем. Они ловили поток за потоком, лавировали меж кусков ледяных облаков, то поднимаясь в холодную синеву, то наоборот упадая чуть ниже. Полет зачаровывал, полет заставлял забыть обо всем... Резкий крик хищника отвлек Магрит. "Там, внизу". Их янтарные глаза нашли на белом фоне рябящее черное пятно. По мягкой спирали сова опускалась все ниже. Пятно обретало форму живого существа.

С трудом и без особого желания Магрит проснулась. Перед глазами стоял туман - на ее ресницы лег иней. Было холодно. Не было времени, чтобы придти в себя. Нужно было опять попасть туда, но теперь не на легких крыльях, а на этих негнущихся ногах. Покопавшись в сумке, женщина спрятала на груди пару склянок с зельями. Могут пригодиться,  когда растают. Если растают. Если она не замерзнет раньше. Второй транс оглушил травницу. Она пробивалась сквозь пургу раскачиваясь, словно пьяная, сначала медленно, потом, когда согрелись заледеневшие мускулы, все быстрее и быстрее. Слишком долго Магрит пробыла совой и это время нельзя было вернуть. Но теперь травница знала, что собака еще жива и остервенело роет снег когтями;  теперь травница выбрала себе в ориентиры скалу-трезубец; теперь она будет идти всю ночь до утра. 
Когда стало совсем темно и ее внутренний компас сбился, женщина остановилась на отдых. Прошел целый день. У нее не оставалось выбора.  Даже если собаке и удалось вызвалить хозяина из-под снега, еще через день он замерзнет насмерть. Глотнув из баночки с черной жидкостью, резко пахнущей солодкой, Магрит торопливо разделась, смотала одежду в кулек, достаточно маленький, чтобы тот не мешал лисе. В него же спрятала парочку пузырьков. Сумку с книгой, с колющей болью в сердце, закопала под камнем, убеждая себя, что даже если в этой пустыне и найдется хоть кто-то живой, кроме нее, то колдовские книги вряд ли его привлекут. Менять форму было опасно да и просто страшно. Но смерть человека была куда вероятнее ее собственной. А значит, снова бежать, подметая снег пушистым хвостом. Вперед и вверх, вперед и вверх, пока не вырастит перед носом скала-трезубец.